Дорога в ресторан
Фрагмент 13. Охота
#сергеймироновистории

Обращение к читателям.
В рассказах о карьере в ресторанном деле сделаю небольшой перерыв. Сейчас мне хочется рассказать о других важных для меня вещах.
Я – охотник. Охота играет значительную роль в моей жизни. Поэтому, конечно, и в книге будет много охотничьих историй. Сегодня, например, я расскажу, как сталкивался с медведями.
Если вы принципиальный противник «убийства животных», не едите мяса и не носите кожу и мех, если философия честной законной охоты вам не близка, я прошу не читать отрывки, посвященные охоте, и не делиться вашим мнением о ней на моей страничке.
Всем остальным – добро пожаловать, будет интересно.
_____________________________

Меня всегда тянуло к оружию, с детства. Еще в Баку я постоянно носил с собой нож – не столько для безопасности, сколько ради удовольствия от обладания им. Огнестрельное оружие оставалось далекой мечтой…

Поэтому при первой же возможности я приобрел охотничье ружье. Меня не влекла сама охота, тогда я мало о ней думал; я жаждал обладать именно оружием. Оно завораживало меня, не отпускало; я проводил часы, изучая механизм, разбирая и собирая, заряжая и разряжая. Сделал, конечно, охотничий билет. Несколько раз съездил в тир, пару раз пострелял по тарелочкам – остался спокоен и перестал. Ружье поселилось в сейфе, я изредка доставал его, смотрел и клал обратно. Мне этого было достаточно.

Однажды друзья позвали на охоту. Билет есть? Ружье есть? Заряжать-стрелять умеешь? Ну так давай съездим, чего оно у тебя пылится!

Я поехал, без особого энтузиазма. И, надо сказать, почти не помню тот день. Была охота с вышек. Напротив каждой вышки метрах в пятидесяти стояла кормушка с зерном. Ночью кабаны выходили погрызть зерно, а мне полагалось в них стрелять. Всё это выглядело как-то странно: неужели кабаны такие дураки – есть из кормушек, рядом с которыми их время от времени убивают? Но охота есть охота, как мне сказали, так и надо делать. Я просидел на вышке всю ночь – кабаны не вышли. Вторая ночь - так же пусто. В лесу слышалось какое-то похрюкивание, но и только. Видать, не такие уж и дураки…

В тот раз все мы остались без добычи, не был убит ни один кабан. Мы мирно постреляли по мишенькам и разъехались.

Вторая моя охота тоже не задалась. Дело было так: в одном из моих ресторанов работал кладовщик по имени Георгий Гивиевич. Жил он за городом, в собственном доме, и несколько раз рассказывал, что в окрестностях дома бродит множество зайцев, в которых можно пострелять. Зайцев, дескать, так много, что даже идти искать их не надо: они выскакивают под свет автомобильных фар, а ты только стреляй! Мы поехали и промотались всю ночь. За это время я увидел всего одного зайца, добросовестно в него выстрелил пять раз – и ни разу не попал, потому что заяц, естественно, не ждал покорно смерти, а очень быстро драпал по какой-то неимоверной траектории. На этом охота закончилась тоже.

И только в третий раз все пошло как надо. Мы охотились под Астраханью. Выехали в поле на «Ниве» искать зайца. Огромный зайчина выскочил прямо из-под колес – и я с первого выстрела спокойно попал ему в голову. На базе для нас мгновенно разделали заячью тушку, потушили в сметане. Было очень вкусно и как-то… правильно. Я чувствовал, что у меня все получилось как надо. Я стал охотником. Как говорят у нас, «от нуля ушел». И безразличие мое понемногу стало отступать.

Мало-помалу мне стала понятна именно движущаяся цель – я угадывал ее траекторию, я предвидел, куда она повернет, полетит, и стрелял метко и вовремя. Я попадал в птицу каждый раз, как бы сложно она ни взлетала.

После Астрахани начал ездить на охоту часто: и на птицу, и на зверя; и на вышки, и на загоны. Загонной охотой, весьма динамичной, я по-настоящему увлекся. Делается это так. Охотники выстраиваются цепочкой, по номерам, и загонщики на них гонят зверя. На кого он выскочит – неизвестно, всем надо быть начеку, каждый в следующую минуту может выстрелить и попасть. В девяти случаях из десяти средний охотник промахивается, девять выстрелов из десяти – впустую; и зверь в большинстве случаев уходит из загона невредимый. (У профессиональных охотников результаты, конечно, другие.) Я с энтузиазмом занимался загонной охотой, повышая скорость реакции и меткость, пока не попал на охоту из-под собак. Совсем другое дело!

Это еще более сложный способ охотиться. Собак выпускают по следу лося или кабана, охотник идет следом. Собака находит зверя, начинает лаять, кружиться. Охотник подходит на расстояние выстрела и стреляет. Почему такая охота считается сложной? Потому что зверь, преследуемый собаками, может уйти на многие километры, и охотнику придется их добросовестно отмахать – по лесу, болоту, сугробам, грязи. Вроде бы вот-вот, чуть-чуть! Но зверь отбегает, собаки движутся за ним – и вот уже снова надо нагонять их. Мой рекорд ходьбы за собаками и зверем – двадцать километров. Я чуть не помер от усталости – при том, что спортивен и подготовлен; собаки чувствовали себя не лучше. Лось в тот раз все же стал моим.

Кто-то может сказать: «Тьфу, двадцать километров, ерунда! Да я сорок могу пройти». Такой человек, вероятно, гулял только по дорожкам лесопарка. Двадцать километров в глухом лесу, среди бурелома, мелких болот и глубоких луж, грязи, валежника, бесконечных подъемов и спусков, порой при минусовой температуре, с тяжелым карабином и рюкзаком – испытание не для каждого.

И наконец самая моя любимая охота – с подхода ночью. Она мало распространена; более того, в большинстве охотхозяйств вам ее запретят. Однако можно найти места, где этот вид охоты разрешен.

Все очень просто. Ты идешь по лесу ночью на место, где, предполагаемо, может быть зверь. Один. Без собак – собака спугнет добычу. Без людей. Только ты и винтовка. Ты находишь зверя, потихоньку подходишь к нему и стреляешь. Все сам. Один. В темноте. Можно бродить по полям, засеянным зерном; можно – вокруг тех самых вышек, отслеживая кормушки.

Эта охота меня завораживает. Она насыщенна, концентрированна. Звуки, запахи, адреналин, темнота… Только ты и, может быть, зверь. Ты пытаешься слиться с лесом, стать его частью - и слушаешь. Ты и зверь – вы на равных. Да, у тебя карабин. Но зверь – у себя дома, знает каждый уголок, имеет слух и обоняние лесного жителя. Ты еще не подозреваешь о том, что он здесь, а он уже вычислил тебя.

Конечно, охотник очень рискует. Зверь старается уйти от человека, он не станет нападать просто так. Но раненый крупный кабан вполне может и броситься, шансы велики. Так что у охотника есть всего один выстрел. На второй надеяться нельзя: вспышка в ночи ослепит, а подстреленный секач не станет дожидаться, пока человек снова обретет способность видеть; он набросится и разорвет. Удар клыками в ногу почти гарантирует разрыв артерии и смерть от кровотечения; с ударом в грудь или живот, я думаю, все и так понятно.

Можно ходить на охоту вдвоем, с егерем, например. Но это уже не то. Да и разорванную артерию в лесу не залатает никакой егерь.

В общем, ночная охота с подхода – дело неоднозначное. Не для всех. Она не подойдет тем, кого устраивает всякая мелкая дичь. Она для тех, кто не боится крупной добычи.

Я никогда не ходил на медведя специально и в то же время нарывался на него ночью дважды. И это очень плохая встреча. Медведь отлично слышит, у него сильный нюх. Это очень опасное, агрессивное животное – не плюшевый сладкоежка Винни-Пух, а сильный суровый хищник! Медведь может съесть ягод или меда – в качестве лакомства. Но основная его пища – мясо! Он убивает лосей, кабанов; рвет свиней, когда они на сносях; убивает поросят – этим и живет.

Медведь умен. Если охотник, тихо пробираясь по лесу, вдруг увидел медведя, это значит, что медведь наблюдает за ним уже минут десять. Главное для охотника в этот момент – понять, почему он все еще жив. Чего хочет медведь? Напасть? Развлечься? Уйти восвояси? Что-то еще? Охотнику нужно мгновенно принять решение: стоять неподвижно или стрелять. Убегать бесполезно: медведь догоняет со скоростью 60 километров в час, и когда он рванул на тебя, отстреливаться уже поздно. Стрелять, конечно, можно, но вреда хищнику это не принесет: попасть на бегу в ту точку, которая для медведя смертельна, почти нереально. Времени на второй выстрел не будет точно. Так что пуля просто разозлит несколько сотен килограммов живого веса, несущегося с огромной скоростью.

Если уж стрелять, то очень тщательно прицелившись, то есть только в тот момент, когда медведь стоит или медленно идет.

Но и точный выстрел ничего не гарантирует: опасный зверь может пробежать с дыркой в сердце до пятисот метров. Любители иногда поучают: «Надо стрелять в голову! Тогда наверняка уложишь на месте». Чепуха! Голова у медведя огромная: много мяса, много тяжелой кости, много шерсти, - а мозг-то маленький! От того, что пуля застрянет где-то в черепе, медведь не упадет замертво.

Не стрелять тоже иногда опасно. Медведица, будучи с медвежонком, обычно атакует не раздумывая. Выжидательная тактика здесь может привести к трагедии.

Вот с таким зверем я встречался ночью два раза.

В первый раз я стартовал с базы вместе с егерем, но позже вышел вперед и остался один. Я шел по лесу, изредка поглядывая в ночной прицел. Но постоянно смотреть в ночник невозможно: в нем все очень яркое, и после взгляда в прицел нужно какое-то время, чтобы глаз свыкся с окружающей темнотой. В этот момент зверь может подойти к тебе на опасно близкое расстояние, а ты даже подозревать этого не будешь. Поэтому я смотрел в ночник, только когда мне казалось, что рядом кто-то есть, а в остальное время ориентировался на местности благодаря легкому свету луны.

В ту ночь я вовсе не думал о медведях. Была пора гона у лосей. В это время, раз в году, обычно в октябре, лоси становятся просто невменяемыми: они трубят, дерутся за самок, потом происходит спаривание. В такие дни охотники выходят за добычей. Егерь гудит в специальную банку, имитируя голос лося, вызывающего на бой; выбегает другой лось, и охотник в него стреляет. Достаточно интересная охота. Нашей целью был именно лось. Не исключался и кабан: эти звери любят пастись на полях, засеянных зерном.

Лес кончился. Я вышел в поле. Остановился, поднял винтовку, осмотрелся. И только тогда увидел его – метрах в восьмидесяти. Медведь небыстрым шагом приближался ко мне.

Я выстрелил сразу, не раздумывая. Ничего не анализировал, не прикидывал. Я просто увидел идущего на меня очень крупного зверя и интуитивно нажал на спуск. Попал. Он заревел, встал и побежал в мою сторону. Я не видел этого! Я слышал.

Меня ослепило вспышкой. Я передернул и взял винтовку на уровне груди, даже не пытаясь смотреть в прицел – бегущего медведя все равно не поймаешь, да и «зайчики» от вспышки сразу заплясали перед глазами. Я ждал, пока он приблизится, чтобы выстрелить в упор. Медведь замедлил шаги, он уже почти плелся. И наконец упал – метрах в двадцати от меня. Стало совсем тихо. Я не шевелился.

Подбежал егерь Тигран: «Что? Кто? Медведь??» - «Да, медведь. Вон лежит, в кустах. Зови собаку, я здесь постою». А за собакой ехать – далеко. А самим проверять, что там с медведем, - опасно. Но кого пугает опасность – тот на хищника не ходит… И вот мы со взведенными винтовками крадемся к этому медведю, чего делать нельзя. Егерь объясняет: «Смотри на уши. Видишь, оттопырены? Значит, мертвый. Когда уши прижаты, медведь поджидает и может кинуться. А у этого уши в стороны, он уже неживой. Не бойся! Давай я буду его держать на прицеле, а ты подойди и потыкай его винтовкой. Я егерь, стреляю хорошо – добью его, если понадобится».

Мне это не очень понравилось, и я предложил поменяться ролями: уши-то оттопырены, чего бояться! Медведь и вправду оказался мертвым, никто не пострадал.

Я попал ему прямо в сердце. Последние метры мишка пробежал с разорванным сердцем. Выстрел был больше интуитивный – и оттого правильный. Я не размышлял, не прикидывал – спонтанный всплеск, и всё закончилось.

В большинстве случаев я стреляю именно так. Практически не припомню «обдуманных» выстрелов. Просто чувствую, когда надо нажать. Внутри меня что-то говорит: «Да», - и я нажимаю. Чувствую момент. И промахов практически нет.

Рассвело. Мы вернулись на базу. Жирнющее медвежье мясо сдали на проверку (все оказалось в порядке), сняли шкуру, собрали мне полный комплект охотничьих трофеев... Наступала новая ночь. И, конечно, мы снова отправились на охоту – лося-то так и не добыли!

Мы с Тиграном бродили по тем же полям, где я вчера убил медведя. Егерь указал на большой участок засеянной овсом земли посреди леса: «Здесь часто бывает крупный секач. Интересно? Подойдешь?» Конечно, интересно! Егерь остался достаточно далеко, на пригорке, а я пошел по полю. С лесом его соединял узкий проход метров пятнадцати в ширину, а посреди прохода торчал огромный ивняк.

И за ним мне привиделся здоровенный секач. Я увидел его почти сразу, еще издалека. Подошел осторожно – и вдруг потерял из виду. Где же он? Обошел куст – нет кабана. Выглянул в поле – нет кабана! Вышел совсем из-за деревьев – и след простыл! Оборачиваюсь – в тридцати метрах от меня он. Медведь! Бегущий ко мне хорошей такой рысью…

И снова интуитивно-машинальный выстрел. Я мгновенно упал на одно колено и выстрелил в зверя. Медведь упал на месте.

Только потом я проанализировал свои действия и смог объяснить самому себе, почему счел такую позицию лучшей для выстрела. Тридцать метров – это немного. Если я в него выстрелю и, допустим, попаду и прострелю сердце, он продолжит бежать, нападет и убьет меня. Его нужно прострелить вдоль туловища, только так возможно уложить его. Когда я упал на колено, я оказался на единой линии с бегущим медведем, пуля вошла ему ровно за ухом и прошла вдоль всего туловища, перебив хребет. Медведь рухнул на землю. Всё получилось. Могло бы не получиться, если бы я стал рассуждать, бездействовать, рассматривать разные варианты… к счастью, этого не произошло, и я остался невредим.

Егеря трясло: «Ты понимаешь, что он тебя чуть не убил?» - «Да. Мы завтра на лося пойдем?» Его аж передернуло: «Я с тобой никогда никуда ночью больше не пойду! Тебя убьют, а меня посадят! В моей практике впервые человек стреляет в медведя, который идет на него. Два дня подряд – такого вообще не бывает! С меня довольно».

Я слушал его и умом понимал: да, я чудом избежал смерти… да, два дня подряд… да, невероятный случай. Но никакого потрясения так и не почувствовал.

Оставалось сфотографироваться с добычей (выяснилось, что это медведица). Я сел верхом на медвежью тушу, взял в руки уши, немного приподнял, посмотрел в объектив. И тут в недрах простреленного насквозь медвежьего тела что-то забулькало, перемещались какие-то жидкости. Мне вдруг показалось, что он ожил. И только одна мысль в голове: «Карабин лежит далеко… а за уши я его не удержу!!!».

Больше я никогда не стрелял медведей и не искал встречи с ними.

Я вообще не стреляю хищников: волков или лис. Охота – не убийство. Охота – состязание. За что их убивать? Красивая шкура мне не нужна. Мясо их часто несъедобно, разве что один раз попробовать. Медведей я застрелил – но это был поединок: или его жизнь, или моя. А намеренно – зачем мне их убивать? Из-за шкуры? Повесить на стену и выпендриваться?

Я стреляю в тех животных, которых потом употребляю в пищу. Ничего не пропадает. Кабан, лось, косуля, олень, которых я застрелил на охоте, - здоровая экологичная еда, которую я привожу домой, которой могу угостить друзей. А охотничьи понты меня никогда не интересовали.